Стикс - Страница 38

Он обратил внимание на эту вещь не сразу. Ну, лежит себе и лежит. Только потом сообразил, что это ключи от машины. И брелок на них примечательный. Вот тогда он и взял вещицу в руки. Да, ключи от машины, на кольце, к которому они прицеплены, болтается серебряный дельфинчик. А глаза у того из каких-то прозрачных зеленых камушков. Почему дельфин?

И вдруг услышал это: шум моря. Перед глазами что-то вспыхнуло: несколько дней какого-то ослепительного, безрассудного счастья, когда все есть, а этого всего не может быть ни больше, ни меньше. Всегда одинаково. И дельфинчика с зелеными глазами-камушками крепко сжал в руке. Так сжал, что стало больно. И вот тогда он совершенно отчетливо понял: это его ключи. Вернее, ключи от его машины, от черного «Мерседеса», что стоит на платной городской стоянке.

Он оглянулся на распахнутую дверь: никого. Группа работает сейчас на втором этаже, там же понятые. Как же это с ним все вышло? Теперь еще больше не понятно. Одно понятно: ключи он должен оставить себе. Никому не показывать, даже Руслану. До тех пор, пока все не выяснится.

И он опустил ключи в карман, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Теперь мог думать только об одном: о том моменте, когда сядет наконец в свою машину. И, может быть, вспомнит, куда должен ехать.

Вечер

Работали долго: до вечера, до упаду. Поняли только, что допрашивать подозреваемых придется завтра. Или не спать ночь. Вэри Вэл махнул рукой: мол, никуда теперь не денутся, и уехал к себе на дачу. Глотнуть свежего воздуха, осмыслить происходящее. Руслан Свистунов вышел к другу, устало присевшему на доски, с какой-то бутылкой в руке:

— Во! Видал? Эксперт сказал: чистый спирт. Ну, что? Глотнем для бодрости духа, о великий гуру моей зарплаты? Ну и премии, разумеется.

— Я не…

— Ты меня уважаешь? — дурашливо спросил Руслан.

— Ладно, давай. — Он вяло махнул рукой. — Только не здесь.

— Боишься себя как начальство дискредитировать? Перед повышением-то, а? — подмигнул лихим глазом Руслан.

— С чего ты взял?

— Да ладно! Давно пора, чего уж! Вэри Вэл всегда хотел видеть тебя своим преемником, да твое… м-м-м… не совсем правильное поведение подводило. Может, и на дочке его теперь женишься, а? С Зоей разведешься и женишься?

— А что у меня было с его дочкой? — глупо спросил он.

— А ты будто и не помнишь! Ладно, как-нибудь расскажу. На десерт. Ну скажи, Ваня, зачем тебе столько женщин?

— Да не нужны они мне! — отчаянно сказал он. — Не нужны!

Свистунов хмыкнул, протопал в дом, он следом. Там, на втором этаже, была большая комната, видимо планировавшаяся строителями под гостиную. Теперь же было такое ощущение, что здесь произошло генеральное сражение какой-то маленькой войны. Вещи разбросаны, одно кресло лежит на боку, все дверцы хорошей, импортной стенки распахнуты, оттуда свешивается тряпье, ящики выдвинуты. Руслан поднял кресло, поставил, шутливо поклонился:

— Прошу-с.

Сам придвинул второе к журнальному столику, поставил на него бутылку:

— Погоди, водички принесу. И посуду.

Вернулся Руслан с двумя гранеными стаканами, полотенцем, графином с водой и парой желтых, похожих на восковые, яблок.

— На-ка протри, — протянул стаканы и полотенце другу.

— Слушай, гадость ведь, а?

— Одначе душу греет.

— Это иллюзия.

— Что-о?

— Иллюзия, говорю. Проблема-то все равно остается.

— Да ты, друг, никак, философом стал? Этим, мать, как его? Людвигом Фейербахом.

— Умное слово, — усмехнулся он.

— Не для меня, да? Одначе материалистическую диалектику в «вышке» проходили.

— Где?

— В Высшей школе милиции. Конечно, вылетело все мигом из головы, и, кроме этого треклятого Фейербаха, ничего не осталось. Билет я про него вытянул.

— Ну и?

— Списал, — пожал плечами Руслан. — Ты ж меня сам в школе учил, как это ловчее делать.

— Я?

— Ты. Виртуоз был. Прямо с учебника, и при этом нежно глядя преподавателю в глаза.

— А если мужчина?

— Ну, в нашей школе таковых не было. Только физкультурник. А там у тебя всегда без проблем. Ну, давай налью, что ли.

Руслан разбавил спирт водой из графина прямо в стаканах, взял свой, поднял, с чувством сказал:

— Ну, за то, что мы сегодня остались живы! С Богом, и чтоб и дальше не оставлял!

Выпил, глянув на Свистунова, и дух захватило. Только и смог произнести:

— Какая ж гадость!

— Да брось! С каких это пор?

Он же только морщился и кашлял. И чувствовал: где-то внутри запаян предохранитель прочнейшего материала. Крепко запаян. Не может он пить водку, и все тут. Ну никак не может.

— Все. Не надо больше, Руслан.

— Зое, что ли, зарок дал?

— При чем здесь Зоя?

— При чем? Когда она тебя добилась, так я было подумал, что и удержать сможет. И от выпивки, и от баб. Со школы ведь глаз не сводила. Но ты только после драмы с прокурорской дочкой пошел к ней отогреваться. И каких девок она тебе после этого родила!

— А что за драма?

— Да так. Вэри Вэл все сводил вас, сводил. То ужины домашние, то чаи. А потом мы с тобой сидели, и ты… Не вспомнил?

— Нет, — покачал он головой. — Дальше.

— Сидели, да. И ты вот эту гадость, — Свистунов поднял стакан, — эту гадость, не морщась, глотал, а потом мне по дружбе: «Ну не люблю я ее! Что хочешь делай — не люблю! Хозяйственная, домовитая, добрая, умная. Но — не могу, и все. Не могу». Налью я себе еще, пожалуй. Чтоб разговор легче шел.

Когда Руслан выпил, он, Иван Мукаев, с нажимом сказал:

— Дальше.

— Да что ж тебе неймется! Дальше. Дальше была у нее, у Валентины, подруга. Догадываешься, как зовут?