Отошел в сторону, устало опустился на груду лежащих досок. Икры ног подрагивали от напряжения, во рту было сухо. Внутри все еще звенело, сердце выталкивало в артерию кровь, словно осколки: остро, больно. Сейчас они сами. Пока сами. А потом уже он.
Тот, что прыгнул с третьего этажа, ругаясь, жаловался на сломанную ногу:
— Ну что ж вы, суки?! Да за что-о?! Болит ведь!
— Давай-давай, там подлечат! — Ему защелкнули наручники на заломленных за спину руках, толкнули к воротам.
— О-о-о! Нога-а!
— Е…! Не на себе ж его тащить! — выругался кто-то.
Все так же устало он поднялся с досок, подошел:
— Подождите. «Скорую», наверное, надо. Вдруг у него, и правда, перелом?
Мужик вдруг замолчал, уставился на него, следователя Мукаева, не мигая. И вдруг прошелестел:
— С-сука.
— Что? Сказали вы что?
— Я ж тебя по башке. Я ж думал, что тебе теперь крышка.
— Так это вы меня ударили?
Недоумение, не больше. Его обидчик был похож на волка, которого охотники затравили, скрутили и теперь выставили на всеобщее обозрение, как существо отныне не опасное, хотя в глазах у хищника по-прежнему злость. Но в зубах-то палка. Вот пусть ее и кусает.
— Так это вы меня ударили? — повторил он.
— С-сука!
— Иван Александрович, разрешите я его… — сказал кто-то из мужиков, одетых в камуфляж.
— Отставить.
Руслан Свистунов стоял на пороге, вытирая грязное лицо. Сплюнул, подошел:
— Так что? Этот тебя, Иван? В машину его! И в управление. Всех остальных тоже. Сейчас проведем обыск в присутствии понятых, потом поедем разбираться. Однако, — покачал Руслан головой и повторил: — Однако.
— Надо было не газом тебя накачивать, чтоб память отшибло, а пришить, и точка, — просвистел задержанный. И глаза у того были волчьи, желтые. — С-сука. Пришить надо было, как я говорил. Да побоялись оставлять в уликах следовательское тело. Не пошли на мокрое. А ты вспомнил, значит. С-сука.
И тут он наконец почувствовал, как поднимается кверху пузырь. В самом деле, что это он? Так вот же. Все кончено. Он нашел. Это тот самый человек. Тот самый. И он рванулся. Никто не удержал. Он понял, что и не удержит. Можно было бы и убить.
— Ты-ы! Значит, это ты-ы?! Ты это сделал?!
Тряхнул как следует желтоглазого, потянулся пальцами к горлу:
— Ты-ы!
— О-о-о! Нога-а!
— Кто давал мне газ?! Ты?
— Нет! Пусти!
— Кто он? В доме?
— Нога-а-а…
Тот, которого он мял сильными руками, совсем ошалел от боли. Какой это, к черту, волк? Опоек. Все они здесь отравлены дармовым спиртом, все больные. Отшвырнул желтоглазого, кинулся в дом, но натолкнулся по пути на капитана Свистунова.
— Ладно, Ваня, остынь.
— Да отойди ты!!!
— Ну, хочешь задушить их всех, так задуши! Оформим как превышение власти, так тебе ж на это наплевать! Ты за этим сюда пришел. За трупами.
— Да не с тобой же это сделали! Не с тобой!
— Зайдем в дом.
Свистунов легонько подтолкнул его к дверям, парням, обернувшись, сказал:
— Везите. Мы подъедем.
Потом пальцами цепко сжал его плечо:
— Не стоит. Не сейчас. Давай, Ваня, дыши ровнее.
Он чувствовал, что Руслан держит крепко, и напрягся, борясь с пузырем. Прав друг детства. Не сейчас. Вошел, огляделся. Нет, здесь, в доме, уже не был. Никогда. Видимо, держали в подвале. Хрипло спросил Свистунова:
— Всех взяли?
— Кто был в доме — всех. Стрелка тоже. Оружие на экспертизу пойдет. Проверим, что за пистолетик такой.
— Ты думаешь, еще кто-то есть?
— А как же! Большой человек есть. Это так — шестерки. Да ты сам все понимаешь.
— Да. Понимаю.
— Вот потому и не стоит. Они небось и Хозяина-то никогда не видели. Тебе бы выпить. Чистого спиртику. Знаешь, сколько здесь этого добра?
— Да отстань ты!
— Ладно, это успеет. Сейчас надо все здесь осмотреть и оформить протокол. С чего начнем? С подвала?
— Да. С подвала.
— Тогда давай к лестнице. Направо, Ваня, направо. Там дверь и несколько ступенек вниз.
Он пошел вперед, Руслан следом. И его спине:
— Иван?
— Да?
— Ты зачем меня собой-то стал закрывать?
— Не знаю. У тебя ребенок скоро должен родиться. — Обернуться боялся.
— Так у тебя самого двое. И Зоя.
— Да? Я как-то про это забыл.
— Ну, ты скажешь! Все равно: спасибо.
— Да за что?
Наконец повернулся к Руслану лицом. Тот как-то странно морщился и моргал. Глаза отводил. Не понять, что в них. Неужели страх? Теперь наконец испугался?
— А умирать всегда страшно, — невесело усмехнулся капитан Свистунов. — Это мы так: бодримся. В горячке не понял, а теперь дошло. Убить ведь меня могли, Ваня. Как же ты его заметил-то?
— Не знаю. Хватит об этом. Сделал и сделал. Пошли подвал смотреть.
Свистунов к теме этой больше не вернулся. Они спустились на несколько ступенек вниз, и Руслан, глянув на полуподвальное помещение, привычно сложил губы трубочкой, присвистнул:
— Тю! Мать честная! Ну это они да! Это развернулись!
Полдень
Ящики из нижнего этажа все выносили и выносили. Грузили в машину, чтобы потом все уничтожить. Во всех ящиках была «паленая» водка, упакованная, как положено: на каждой бутылке этикетка, ярлык, акцизная марка. Вэри Вэл приехал, посмотрел на это дело и только руками развел:
— Ну нам теперь и работы!
В голосе прокурора послышалось явное сожаление. В самом деле: сколько надо было провести экспертиз, сколько написать бумаг, допросить людей! Дело обещало быть объемным, не один, а несколько томов. Потому что производство подпольной водки поставили на широкую ногу. И где? В городе, под самым носом.