Стикс - Страница 68

— Уж посрочнее, чем твоя гайка.

— Не скажи. Мне в деревню сегодня ехать. Обещал жене, что к обеду успею, а она, сука, здорово приржавела. Гайка.

— В Первомайское ехать?

— Нуда.

— Там тоже, кажется, женщину убили.

— Кажется?!

— Все на тебе сходится. У тебя участок в Первомайском, на весенние праздники ты картошку сажаешь. Два трупа нашли в этом парке. — Кивает через плечо. — А у тебя здесь гараж. И Хайкина ты летом искал. И потом, ты же сам сказал, что я покрывал близкого мне человека. Выходит, что тебя. Я изъял последние листы из дела, потому что не хотел тебя сажать. Но я пришел сказать, что ничего не изменилось. Вот они, листы. Насчет Первомайского. Лучше ты их себе возьми. — Полез в карман.

Кажется, Руслан слегка растерян. Вид у него странный.

— Значит, Ваня, поймал маньяка?

— Нет. Не буду ловить.

— Потому что я твой друг?

— Да. У тебя ребенок скоро родится. Я не могу.

— Вот оно как. Значит, не ошибся я в нашей дружбе. И когда ты меня собой кинулся закрывать, понял, что не ошибся.

— Брось об этом. Не надо, — морщится он.

— Нет, ты погоди! Давай-ка в гараж зайдем.

Чего еще надо капитану Свистунову? В руке у того тяжелый гаечный ключ. Да все равно! Заходит следом за Русланом в прохладу гаража. Ощущение, что он, следователь Мукаев, давно уже умер, последнее время не покидает. Сегодня еще жарко, а говорили: гроза. Где же они, тучи? Руслан прикрывает одну створку ворот:

— Здесь хорошо. Прохладно. Ты забери свои бумажки, Ваня. Спрячь. Никого я не убивал.

— Как же так? А Леся?

— При чем здесь Леся? — морщится Руслан. — Ну, кричал тогда сгоряча, что убью или отомщу. Боль кричала, не я. Ну, не любила она меня. Не любила. Так что ж, убивать за это? Если мы всех, кто нас полюбить не в состоянии, будем убивать… Кто жить-то тогда будет, Ваня?

— А Первомайское?

— Вот с этого и начнем. Только ты держись крепче. Я еще на кладбище хотел все рассказать, а тебе вдруг плохо стало. Садись, слушай. Значит, два года назад в деревеньке Первомайское, что километрах в трех от Горетовки, нашли труп. После десятилетнего перерыва. А незадолго до этого, как раз в деньубийства, произошла со мной престранная история. Принял я, конечно, лишку с устатку. Такой огородище засадить, это тебе не шутка! Ну и вмазал как следует. Спиртику разведенного. Хорошая штука: голова утром не болит. Когда повело, пошел прогуляться на окраину. Погода была уж больно хороша: начало мая, первая зелень. Бродил я, бродил, а потом вдруг решил добавить и двинулся за самогонкой в Горетовку. Славится она очень, чуть ли не на весь район. Самогонка знатная, что там говорить! И померещился мне вдруг в Горетовке не кто иной, как Ваня Мукаев. Вроде как мимо прошел. Я ему чуть на грудь не кинулся, а он даже «здрасьте» не сказал. Так мимо молчком и прошел. Ну, я тогда подумал, что перепил. Мол, галлюцинации.

— Что ты несешь?!

— А ты, Ваня, слушай, слушай. Потом на пути от Первомайского к Горетовке нашли труп. Мы с тобой поехали на место происшествия, ты взялся за дело маньяка, которому было восемнадцать лет, и поклялся, что того поймаешь. Дело громкое, лавровых венков по нему, если раскрыть — головы не хватит. Да ты никогда и не был жадным. Стали мы с тобой вместе работать. И когда два трупа в нашем парке нашли, тоже ничего не изменилось. Сначала. А потом вдруг ты затаился. Что случилось? Я ничего не понимал. До тех пор, пока не нашел случайно занятную схему. Из кармана ты выронил. А я подобрал да глянул. Там, Ваня, в твоих записях, все очень просто объяснялось. Убийца из Горетовки, и…

— Ну да. Выпуск того года, когда убили Светлану, потом два года армии, потом институт. Каникулы.

— Вспомнил? Ну, слава тебе!

— Значит, надо было только поехать в Горетовку, взять список выпускников и проверить их биографии?

— Вот именно. И это ты сделал раньше меня.

— Я вышел там на Сидорчука, да?

— Нет. Может быть. Не знаю. Я ведь был там, Ваня. Когда понял, что ты ничего не скажешь, поехал в Горетовку сам. Нашел учительницу — пенсионерку, попросил у нее фотографию того выпуска. А она и говорит: «Как странно, был недавно Ванечка Саранский, он ее и забрал. Только вел себя, словно чужой, и очень удивился, что я его знаю. Я, конечно, плохо видеть стала, но его-то ни с кем не спутаю. И где, в конце концов, его собственная фотография? Неужели потерял? Ай-яй-яй!»

— Кого? Кто приходил? — пересохшими губами спросил он.

— Саранский. Иван Саранский, ее ученик. Само собой, что фотографию я достал. И увидел на ней то же, что и ты в свое время. Совершенно такое же лицо. Твое лицо. Среди выпускников того года, когда убили первую женщину, был парень, удивительно на тебя похожий. Ну, просто ты. Как две капли воды.

— Я же… я же заканчивал эту школу. В Р-ске.

— Само собой. А кто тогда он? Иван Саранский? Просто человек, на тебя похожий?

— Значит, нас было двое? Так что ж, близнецы?

— А эксгумация? Когда я вчера увидел детские косточки в могилке, меня слово пот прошиб. Откуда? Не могло их там быть! По определению не могло. Потому что это ты со мной поделился мыслью, что мальчик-близнец не умер. Мать его оставила в роддоме или сразу же отдала на усыновление, но никому не сказала. Придумала, что умер при родах, чтобы люди не осудили, похоронила пустой гроб. Так нет же! Выходит, не пустой!

— А… кто тогда? Кто?

— Черт его знает! Темная история. Ты, Ваня, понял все правильно, только не те знаки расставил. Там, где минус, надо было бы плюс. Не ты меня покрывал, а я тебя. Потому что тоже знаю, что такое настоящая мужская дружба. Чего для себя не сделаешь, сделаешь для друга. Потомуя и к Хайкину поехал. Да, я искал именно Игната. И в этом теперь уже был на шаг впереди тебя. Я почему-то испугался, что ты его убьешь. Возьмешь грех на душу. И поехал я поговорить с Игнатом по душам. Чтобы он сказал, что ничего не помнит про тот день в Горетовке, когда убили первую женщину. Никого он не видел.