Стикс - Страница 62

— Нет, ты смотри, Ваня, смотри!

— Ну, что я могу сказать, — раздается покашливание судмедэксперта. — Ребенок здесь похоронен. Судя по размерам и строению скелета, новорожденный.

— Как ребенок? — Он в недоумении. — Так там что, есть что-нибудь?

— А вы что хотели? — удивляется судмедэксперт.

— Ну, я думал…

— Чтобы сделать подробное заключение, надо бы в лабораторию, — вздыхает Сергей Валентинович, — да и там не боги. Лет-то сколько прошло! Нужна современная аппаратура, средства нужны. А на предмет чего вы, простите, хотели бы получить заключение? Какой здесь криминал?

— Да вот причину смерти хотелось бы установить, — бормочет Руслан за него, следователя Мукаева.

— Причину смерти? — еще больше удивляется судмедэксперт. — Насильственной она была или естественной, что ли? Так ведь и срок давности давно уже вышел! Удивляюсь, как вам дали разрешение на эксгумацию! Да, впрочем, что там говорить: сам Мукаев!

Что бы они все понимали! Наконец-то он решается подойти к разрытой могиле. Рядом его предки: Алевтина Васильевна, Александр Федорович… Нагибается вниз, смотрит в яму. Да, там маленькие косточки, череп размером чуть больше его сжатого кулака. Причина смерти? Да какая бы ни была! Он здесь, новорожденный младенец. Не где-нибудь, а в этой яме, в маленьком сгнившем гробике. И вновь что-то лопается внутри. Захлестывает до горла густой кровавой волной, и он шепчет глухо, сдавленно:

— Это я-а-а… Я… Я умер…

В двенадцать тридцать:

— Зарывайте! — приказывает Руслан.

— Как же так? — сопротивляется эксперт. — Зря мы, что ли, все это делали? А заключение?

— Я сказал — зарывайте! — кричит капитан Свистунов. — Понятые подписывают протокол и свободны. И вы, Сергей Валентинович. И, вообще: молчите обо всем этом.

— То есть как это? — обижается судмедэксперт. — Меня с. работы сорвали, притащили на кладбище. Думаете, мне делать нечего? Думаете, у меня работы…

— Да помолчите вы, наконец!

— Что это вы себе позволяете?

— Заткнись! — рявкает капитан Свистунов.

— Ну, знаете! Я на вас докладную…

Сергей Валентинович, надувшись, поворачивается спиной, уходит с кладбища.

— Хоть две! — кричит вслед тому Руслан. — Хоть три! Крохобор! Зануда.

И к нему:

— Ваня, ты как?

— Плохо.

— Да. А это в самом деле сюрприз. — Руслан кивает в сторону разрытой ямы, куда недоумевающие могильщики кое-как набрасывают обратно сухую землю.

Семейная могила истоптана, цветы поломаны, лавочку и одноногий столик своротили напрочь.

— Как же так? — спрашивает он у Руслана. — Выходит, мама меня не обманывала?

— Ну, она мать, — уклончиво говорит друг детства. — В самом деле: странная история. Что дальше?

— Не знаю. Больше у меня нет никаких версий.

— Я думаю, что нам надо наконец-то поговорить, — решается друг детства.

— О чем?

— Если ты это пережил, то и мой рассказ воспримешь более или менее спокойно. Честно говоря, я и сам удивлен, что в этой могиле захоронен новорожденный ребенок. Ты еще до своего исчезновения предположил, что мать тебе соврала, и сказал мне об этом. А выходит, она здесь ни при чем. И что же тогда?

— Извини… — Это уже не просто головная боль, с ним творится что-то непонятное. — Извини…

— Что с тобой, Ваня?

Он словно бы проваливается во времени. Теряет минуты, пока еще минуты. Вот только что видел Руслана прямо перед собой, и вот они уже сидят в машине. Едут домой? Куда? К Зое? Зоя! Зоя!! Хоть бы ты была дома!

— Не понимаю, что с ним. — Это ей негромко шепчет Руслан. — На кладбище стало плохо.

— Господи! -Ладошкой Зоя испуганно зажимает рот. -Да что же это?!

— Может, после того? После амнезии? Врача вызвать?

— Не надо врача. — Он выныривает, нащупывает несколько минут, видит этих двоих и еще раз говорит: — Не надо. Я сам.

Свистунов идет к двери:

— Если что — позвони. Я на работе.

Утро? полдень? вечер? ночь?

Он снова там, в безвременье. Странная это штука: не понимать, что с тобой происходит и где ты вообще находишься. Вокруг сплошная чернота, но и ее можно еще понять. Когда спишь — тоже теряешь время. Много времени, которое спрессовано в один глоток сна. Но не так. Это нечто совсем другое, особенное. Ведь что-то происходит: ты ходишь, сидишь, стоишь, с кем-то разговариваешь, но ничего этого не ощущаешь. Все движется и изменяется как-то помимо тебя.

Неужели же никто не замечает, что тебя в этот момент вроде как и нет? Что ты переселился в другое измерение. Если есть одномерное пространство, то это оно. Нет ни будущего, ни прошлого. Только настоящее. Твое сознание ограничено рамками черноты.

— Что со мной, Зоя?

— Ванечка, как тебе помочь? Как?

— Не знаю.

— Таблетку, может, какую-нибудь?

Он отрицательно качает головой. Нет, таблетка здесь не поможет. Он еще видит ее, Зою, пытается цепляться за это:

— Раньше такое со мной было?

Она смотрит странно, пожимает плечами:

— Ты всегда был дерганым, бешеным, Ванечка. Но сейчас — это другое.

Нет, не другое. Он вспоминает про сладкое бешенство, которое заключил в оболочку и затолкал туда, внутрь, глубоко-глубоко. И чувствует, как этот пузырь разбухает до чудовищных размеров, и его уже невозможно удержать…

…Это другое. Пузырю не просто тесно, он всасывает в себя сначала внутренности: сердце, легкие, печень… Потом добирается до мозга. И постепенно всасывает в себя и мозг. Уже не пузырь там, внутри его, а он внутри пузыря. Как бы не разорвать ее, эту хрупкую оболочку. Потому что тогда… А что тогда? Ведь он не помнит, что происходит тогда. Он переселяется в одномерное пространство.