Стикс - Страница 40

— Какой тяжелый был день…

— Покушать ничего не хочешь?

— Может быть, супа горячего тарелку? Весь день на сухомятке, потом еще этот спирт. Б-р-р-р. — Даже передернуло всего.

— Да-да. Ты лежи, Ванечка, я принесу.

— Плохо мне, — пожаловался он Зое, хлебая через десять минут обжигающий вкуснейший суп.

— Болит? Где?

— Не знаю. — Когда желудку стало легче, он вспомнил и про ключи. Спросил осторожно: — Зоя, а мы с тобой ездили вместе на юг?

— На юг? Два раза ездили. Когда Головешкам было по пять лет и по семь. Тебе, Ванечка, путевку давали. Профсоюзную. Владлен Илларионович все семью нашу укреплял.

Значит, три года назад. Что ж, это подходит.

— А я там… Ну, в общем… — Он замялся. Как об этом спросить? — Женщины там не было?

— Какой женщины? — настороженно спросила Зоя.

— Ольга. — Он сунул руку в карман, сжал крепко серебряного дельфинчика и вспомнил: Ольга.

— Может, и Ольга была, — равнодушно сказала Зоя. — Кого только не было! И Маши, и Даши, и Светы. Ты же со мной и с Головешками не сидел. А танцами я и в молодости не увлекалась.

— Как же! Старуха! — улыбнулся он. Потом решился, достал из кармана брелок: — А эту вещь ты когда-нибудь видела?

— Ой, хорошенький какой! — По Зоиному оживлению он уже понял, что номер пустой. — А глазки-то, глазки! Камушки какие красивые! Нет, никогда раньше не видела. А что это? Ключи? Какие?

— От машины.

— От какой машины, Ванечка?

— Зоя, как у нас было с деньгами?

— В каком смысле? Я не понимаю.

— На что мы жили?

— На твою зарплату. И я работала. Две смены, полторы ставки. Подрабатывала. У меня мама на пенсии, она за Головешками присматривает. А что такое, Ванечка?

— Нет, ничего. Значит, дорогие вещи мы не покупали?

— Как это не покупали! А холодильник «Минск», а машину стиральную, а телевизор цветной, а гараж построили, а…

— Но бриллиантов я тебе не дарил.

— Ой, Ванечка! Да откуда ж им у тебя взяться, бриллиантам-то!

— А дома меня часто не было?

— Спроси лучше, когда был.

— Ладно. — Он тяжело вздохнул, отставил в сторону пустую тарелку: — Хороший суп.

— Еще?

— Нет, хватит. Спасибо. Надо бы как-нибудь поужинать вместе.

— А что мы каждый вечер делаем? — удивилась Зоя.

— Не так. Красиво. Свечи, шампанское. Ресторанов приличных, я так понимаю, в городе нет?

Зоя даже рот приоткрыла:

— Ресторанов?!

— Ты столько для меня делаешь. — Он взял Зоину руку, приложил к губам. Осторожно. И поцеловал не с чувством, с уважением. В самом деле: как нянька за маленьким ребенком. Если бы в прежней жизни от той женщины хоть крупиночку да этой бы Зонной любви! Ведь холодно было, пусто. Чем же он был так занят, что не разглядел этого и не оценил?

Снова положил в карман брелок с ключами. Потом вдруг сказал:

— Мне надо пойти. В одно место.

— Да куда же, Ваня?

— Ненадолго. И не к женщине, ты не думай. По делам.

— В засаду, что ли?

— Где ты слышала эти глупости? — слегка разозлился он. — В засаду!

— От тебя, — невинно посмотрела на него Зоя.

— Да-а… Просто по делу. Не больше часа, честное слово.

— Иди, чего уж.

Он просто не мог ждать до завтра. Какой важный в его жизни день! И закончить его надо достойно.

…На стоянке дежурит тот же парень, что и в прошлый раз. И опять:

— Эй, мужик! Ты куда?!

— Следователь Мукаев. Мы с вами уже встречались.

— А! Ну что, нашелся хозяин? — Парень кивнул на «Мерседес».

— Ключи нашлись. А насчет хозяина выясняем.

— Что, бандит оказался?

— Вроде того. Слушай, я его, быть может, в скором времени отгоню, этот «Мерседес». К прокуратуре. Ты уж извини, что денег больших получить не удалось.

— Бывает. Зато к закону подлизался. Мало ли что?

— Это точно.

Он достал ключи, посмотрел на парня. Тот пожал плечами: мол, делайте что хотите, и отошел. Да, ключи были от этой машины. Открыл дверцу, заглянул в салон. Дорого, красиво, сиденья обтянуты черной кожей. Его машина. В душе шевельнулось ласковым мохнатым зверьком чувство гордости, пушистой лапкой тронуло забившееся сердечко. Его машина. А на руле «костыль», точно.

Сел за руль, огляделся. Да, коробка-автомат, как он и предполагал. Сиденье отрегулировано точно под него. Хорошо, удобно. Кондиционер, руль с гидроусилителем, стеклоподъемники. Везде автоматика, и, кажется, он неплохо во всем этом разбирается. Вздрогнул вдруг: на соседнем сиденье черная кожаная куртка. Его? Он ездил в этом «Мерседесе» одетый в дешевую кожаную куртку с рынка? Странно. Пошарил в ее карманах: пусто.

Открыл «бардачок». Вот тут сердце снова дрогнуло. Не от радости, от тревоги. В «бардачке» лежал пистолет. Он вспомнил: «Макаров». Взял его, повертел в руках. Говорят, он был неплохим стрелком. Хотя почему это был? Но оружие не нравилось, не вдохновляло. Тяжелая, неприятная штуковина. Брезгливо поморщившись, положил пистолет обратно в «бардачок». Потом как-нибудь. В другой раз. С пистолетом из его воспоминаний связано что-то очень неприятное, больное. Потом заметил вдруг уголок пластиковой карточки, потянул за него. Это были водительские права. И теперь уже сердце быстро-быстро заколотилось.

Фотография была его, число, месяц и год рождения его, имя с отчеством тоже его. Все в полном порядке. И только потом он сообразил, что права эти выданы на имя Саранского Ивана Александровича. И фамилия эта незнакомой не показалась.

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

Ночь

Лежал без сна и думал, думал, думал… Кожаную черную куртку он зачем-то взял с собой. Когда брал, сделалось вдруг неприятно. Что-то дурное было связано и с этой дешевой курткой. Заподозрил даже, что все эти неприятные вещи не хочет вспоминать нарочно. Потому что боится, вот и блокирует память. Невольно, но воспоминания, связанные с нехорошими, злыми вещами, отрезаны от прочих. Они словно заключены в капсулы. Капсулы эти все состоят из непрозрачной оболочки, и, чтобы она растворилась и содержимое подействовало на организм, надо приложить усилие. Но — страшно. Он, как упрямый больной, не хотел глотать эти капсулы. Мучился, но не хотел.