Вроде как поначалу Хайкин вспомнил, что Светка была в сарае уже мертвая. И что, нагнувшись над ней и перепачкавшись в крови, с перепугу бросил в лужу крови нож и кинулся обратно в ее избу. Потом оказалось, что из троих собутыльников Игнат был самый трезвый. Кумов двоюродный брат, тот, что увел Светку в сарай, отработав на ней положенное время, там же, в сарае, свалился без памяти. Наутро нашли еще не протрезвевшего как следует мужика с убитой женщиной почти рядышком и, соответственно, во всем и обвинили. Нож валялся тут же, в луже крови, кумов двоюродный братец ничего, разумеется, не помнил. Того осудили, посадили, а через два года нашли убитым самого кума.
Теперь выходило, что Игнат тогда побежал с ножом в сарай, из ревности зарезал Светку, а уж кума потом, как свидетеля. Странно только, что зарезал спустя два года.
— Ну, а остальные?
— Какие, гражданин следователь, остальные? — моргнул Хайкин.
— Еще восемь? Три женщины здесь, в городе.
— С головой у меня что-то, — часто-часто заморгал Хайкин. — После того дня на голову стал больной. В город приезжал: признаю. Может, я и того их. Городских.
— Трупы были найдены не сразу, — сказал из угла Свистунов. — Он стал их прятать.
— Точно, — моргнул Хайкин. — Чего ж такое не прятать?
— Значит, точно определить, когда эти люди были убиты, невозможно? — спросил он, и голос отчего-то дрогнул.
— Приблизительно. — Руслан встал, подошел к столу. — Весьма приблизительно. В зависимости от степени разложения. Ты, Хайкин, про нож скажи.
— Да, — вдруг спохватился он. — Главное — это нож. Ты ж его взял. Почему не сказал, что, когда кумов братец увел эту Светлану в сарай, не было у него никакого ножа?
— Что ж я, глупый, в тюрьму садиться? — выставил вперед свои шишки Хайкин.
— А сейчас, значит, поумнел?
— Таперечи я с повинной. Каюсь. Как в Ржаксах вы меня взяли, так понял я: все, значит, конец пришел.
— А что точно произошло в Ржаксах?
— Огород с соседом не поделили. Я ему говорю: забор-то отнеси. На метр отнеси. Кажный год все ближе и ближе забор-то.
Свистунов прошелся по комнате взад-вперед, потом вернулся в кресло, оттуда пояснил:
— У него дом поделен на две половины.
— Ну да, — очень охотно сказал Хайкин. — На две, как же. Одна, значит, половина была моих родителей упокойных, царствие им небесное, а другая теткина. Вот, значит, одна мне досталась, а другая родственничку моему.
— Сколько ж у тебя родственников! — не удержался он.
— Почитай, полдеревни, — все так же охотно сказал Хайкин. — Кто ближний, кто дальний.
— Значит, убитый в Ржаксах — твой двоюродный брат?
— Точно.
— И ты его убил из-за забора?
— Может, и так, — охотно сказал Хайкин. — Может, из-за забора, а может, еще из-за чего.
— Жена его говорит, что вы вроде как обо всем договорились, — сказал Свистунов.
— Чья жена? — моргнул Хайкин.
— Брата твоего двоюродного, вот чья!
— Может, и договорились.
— Ты его убил где? Дома?
— Дома.
— А почему труп нашли в пруду?
— Значит, кинул в пруд.
Он, следователь Мукаев, с сомнением посмотрел на хилого Игната Хайкина.
— А далеко ли пруд? — спросил.
— В конце деревни.
— Адом твой?
— Тоже в конце. В другом.
— И ты его нес?
— Значит, нес.
— Через всю деревню?
— Значит, через всю деревню.
— И никто тебя не видел?
— Значит, никто. Вроде как дождь в тот день лил. Чего им, людям, по улице шататься?
— А может, ты его у пруда убил?
— Значит, у пруда. — Еще один согласный кивок. Потом вдруг: — А чего бы я с ним туда пошел, к пруду-то? Выпить-то мы и дома могли, по-родственному, по-соседски. Из одной половины в другую только перейти.
— Тогда как он оказался в пруду?
— Кто ж его знает.
— Послушайте, — он вдруг почувствовал ото всего этого дурноту, — Игнат… Платонович. Может, не вы его убили?
— Как же? Как же не я? Я — убивец.
— Ну, хорошо, — что-то вдруг всплыло в памяти, — наверное, надо ехать туда, в Ржаксы? Да?
Посмотрел в угол, на Руслана Свистунова. Тот утвердительно кивнул. Ободренный, он продолжил:
— Надо посмотреть на месте, что и как было. Так?
Тут уже Хайкин обрадованно закивал:
— Вот и я про то же. Вы уж меня отвезите, а я уж вам все покажу. Вспомню, как оно было. Со всеми подробностями вспомню.
— Наверное, завтра? — Он снова посмотрел в угол, на Руслана. Тот отрицательно покачал головой, потом пояснил:
— Завтра выходной.
— Ну, да, — спохватился.— Я и не подумал. Тогда в понедельник, да? Значит, в понедельник. А сегодня, значит, все. Можете идти.
Хайкин посмотрел вопросительно, с готовностью замер.
— Ах, да! Надо подписать, так?
Леся вытащила из машинки и пододвинула к подследственному протокол допроса. Хайкин, не читая, коряво махнул: «С моих слов записано верно». Теперь уже Свистунов посмотрел на него, следователя Мукаева, вопросительно:
— Можно увести подследственного?
— Да, конечно.
Пока Свистунов выкрикивал кого-то в коридор, он, не стесняясь Хайкина, перегнулся через стол к Лесе со словами:
— Ты извини. Ладно? Извини. Я не хотел.
Леся замялась, Хайкин смотрел в стену, часто-часто моргал. Он обошел Игната как вещь, приблизился к Лесе вплотную. Почувствовал запах ее духов, волос. Голова отчего-то закружилась. Может, зря он так вчера? Красивая женщина. А как же Зоя? Дети? Обещал же.
— Я… — начала было Леся.
Пришли за Хайкиным, увели. Капитан Свистунов снова очень надежно расположился в кресле, когда они остались в кабинете втроем, соединил обоих, друга детства и Лесю, внимательным взглядом: